(продолжение)
Вот и пришла ночь Где командир? Он лежит в канаве, за пеньком, около самой дороги, белый костюм сливается с белизной снега, он незаметен, неразличим. Но он видит все! Проехала длинная колонна грузовых машин. Хорошо бы, конечно, бросить парочку гранат и дать очередь из автомата. Как бы перепугались шюцкоровцы! В пятидесяти километрах от линии фронта засада «москалей»! Но нет, нужно терпеливо ждать более богатой добычи, нужно захватить штабного офицера или курьера с военной почтой или вестового с донесениями. Только для этого они и пошли в глубокий тыл...
И когда на пустую дорогу выехал длинный черный автомобиль, Верхоглядов уверенно встал, и выйдя на шоссе, поднял вверх правую руку.
Тормоза заскрежетали, и машина остановилась перед самой грудью Верхоглядова Шофер выключил
фары. Верхоглядов свистнул, из кустов выбежали Болотов и Седых, встали около машины, держа в руках автоматы.
- Патруль? - приоткрыв дверцу, вежливо спросил офицер в светло-рыжей шинели.
- Так точно, господин офицер? - молодцевато ответил на чистейшем финском языке Юрий. — Потрудитесь, пожалуйста, сказать пропуск!
- Хижина! - сказал офицер, с удовольствием глядя на румяное широкое лицо Юрия. — Вот видите, господин Тангер, — сказал он, обращаясь к сидящему в машине толстому человеку в роскошной шубе, — нас упрекают в отсутствии бдительности. А что мы видим? Мы видим патруль на шоссе в пятидесяти километрах от фронта.
— Я очень рад, — проворчал толстяк, выпячивая вперед тяжелую, как топор, бороду.
— Потрудитесь, пожалуйста, господин офицер, выйти из машины,— почтительно сказал Юрий, — я должен передать вам секретный приказ моего командира.
Офицер выставил наружу голову и, тяжело отдуваясь, вылез из машины.
— Давай! — коротко проговорил Юрий на этот раз уже по-русски, и,
прежде чем офицер успел что-либо понять, он был мертв.
Болотов и Седых сумели быстро справиться с шофером и пассажиром в роскошной шубе.
— Та-ак, — сказал Верхоглядов.-Пока все идет хорошо!. Ну, деятели, следите за дорогой, а я займусь полевой сумкой господина офицера.
Присев на ступеньку автомобиля, он начал бегло проглядывать бумаги. У него захолонуло сердце. Это были материалы исключительного значения. Да, эта рыба в светлорыжей шинели имела много икры...
За поворотом зашумело.
Верхоглядов столкнул в канаву труп офицера и наскоро прикрыл его своим белым халатом.
На шоссе выскочил и на большой скорости приближался к ним, гремя цепями по снегу, грузовой автомобиль. Столб света от фар упал на неподвижно стоящую машину и Верхоглядова. Грузовик проехал несколько десятков метров вперед и остановился.
— В чем дело? - крикнули с грузовика.
— Пожалуйста, не беспокойтесь,— сказал по-фински Юрий. — Мы сейчас поедем!
Грузовик рванулся вперед, и скоро гул его мотора затих среди снегов.
Юрий снял шапку и вытер (рукавом потный лоб. Вот когда он испугался! Если бы солдаты с грузовика подошли к машине, все было бы кончено.
«Да здравствует филология, - подумал он. — Не зря я шел на «отлично» по финскому языку у профессора Тавелдарова».
И он бесцеремонно полез в шубу к толстяку. И не напрасно: в его бумажнике оказались кое-какие интересные бумаги, которые, бесспорно, принесут пользу штабу части.
— Ну, деятели, время — деньги! — сказал он товарищам.—Нет, время — победа! Нам посчастливилось. Мы достали материалы неслыханной ценности. Право же, я не ожидал такой удачи и уже думал - придет-
ся итти дальше. Ваня! Боря! Вы должны доставить документы в штаб. Найдете дорогу обратно?
— Он спрашивает! — сказал обиженно Болотов.
— Нужно быть идиотом, чтобы не запомнить дорогу! — проворчал Седых.
— Вот, друзья, вручаю вам... тебе, Ваня, полевую сумку. Она дороже всего! Дороже наших жизней! Живыми или мертвыми, а доставьте ее в штаб.
- А ты?
— А я... Помогите мне спрятать в кусты эти трупы. Так... сюда... А я — я знаю пропуск. Подумайте — в пятидесяти километрах от фронта, в глубоком тылу знать пропуск, который откроет мне все двери! Было бы глупо не воспользоваться такой возможностью. И сейчас я надену шинель господина офицера. Его документы — здесь! Нужно рискнуть и пробраться в логово зверя — в штаб! А вы... Разве я могу сомне!-ваться в том, что такие надежные ребята доставят пакет? И да здравствует филология!
Он обнял и поцеловал товарищей, быстро надел сапоги, шинель и шапку офицера, сел за руль, и с глухим завыванием машина понесла его по шоссе.
Да, они знали дорогу, но итти назад было труднее. За весь день они спали не больше двух часов. На снегу. А ночью они прошли пятьдесят километров. К рассвету нужно было прибыть в расположение своей части.
Они шли сейчас одним напряжением воли. Они знали, что на рассвете должны вручить полевую сумку начальнику штаба. Молчали грозным солдатским молчанием. Свистящее дыхание вырывалось из их ртов. Они шли, налегая на палки и привычным движением ног направляя лыжи. Они шли, как машины. Нет, любая машина не выдержала бы такого пробега и остановилась. Но они шли...
А ночь была длинна, как их дорога. Серое небо. Белые снега. Гудение ветра в вершинах сосен, — такое монотонное, такое унылое. И никуда не денешься от этих снегов, от этого чужого холодного неба. Они ни о чем не думали. Нет, они думали: «Скорей, скорей!»
Иногда на секунду Болотов закрывал глаза, а когда открывал их вновь, то видел снега, сосны и маленькую, ловкую фигуру Вани Седых, который неудержимо мчался вперед.
Когда их окликнул из мглы часовой, они круто свернули вправо и побежали среди кустов.
Не было с ними Юрия! А был бы он с ними — все обошлось бы благополучно. Он сказал бы часовому по-фински: «Свои!» А сейчас они были одни и изо всех сил, ожесточенно втыкая в твердый наст палки, напрягая последние силы, бежали вдоль опушки леса.
Нет, они слишком сильно устали. Ничего не поделаешь! Это был конец. Нужно было встретить конец своей двадцатилетней жизни споспокойно, мужественно, как и подобает
комсомольцам.
Как пронзительно визжали пули среди ветвей! И ведь любая пуля могла подбить Ваню Седых, а у него полевая сумка финского офицера.
Финны, стреляя на ходу и отрывисто выкрикивая какие-то лающие слова, настигали разведчиков. У них было много сил, — им не пришлось пройти за ночь пятьдесят километров и весь день сидеть в снегу...
— Ваня! — сказал Болотов. — Подожди! Ничего не поделаешь. У тебя полевая сумка. Сохрани ее, милый. Ты сильнее меня. Сибиряк! Я задержу их. Прощай!
Он вскользь поцеловал Ваню в холодный нос и толкнул: «Беги!»
На мгновение Седых замер. Может быть, в последний раз он видел так хорошо знакомое, родное ему лицо Болотова? Но иного выхода не было. Он действительно был сильнее и выносливее Болотова. Он хотел сказать Болотову: «Я люблю тебя, я горжусь тобою, своим другом, я с радостью отдал бы за тебя жизнь!»
Но у них не было времени для последнего разговора. И Ваня рванулся к нему, обнял:
— Прощай! Прощай]
И он исчез среди деревьев, а Болотов упал за широкий пень и вскинул автомат.
Верхоглядов быстро взбежал на крыльцо, прошел мимо выпрямившегося часового и рванул забухшую дверь. Громко стуча каблуками, он вошел в большую комнату, тускло освещенную керосиновой лампой, висящей под потолком.