"В чистом поле из травы партизаны выползают..."
Сегодня вместо того, чтобы трудиться на ниве аналитического любомудрия, прочитал документальный роман Михаила Алексеева "Мой Сталинград".
А потом перешел на очень неплохую, как оказалось, книжку Б.Н. Ковалева "Нацистская оккупация и коллаборационизм в России. 1941-1944" М., 2004, изданную в попсовой серии "Военно-историческая библиотека" издательства АСТ.

В книжке содержатся очень красочные картинки (конечно, в ужасной полиграфии) и образцы "творчества" господ коллаборационистов, как например:

В чистом поле из травы
Партизаны выползают -
Они денег из Москвы
За злодейства получают.

(не правда ли, великолепно?)

Но мы сейчас не об этом. Так вот в замечательном романе Алексеева мне больше всего запомнилось вот что:

29-ая стрелковая дивизия, в которой младшим политруком минометной роты служил автор романа, была сформирована в казахстанских степях и летом 1942 года переброшена на Сталинградский фронт. Заняв оборону рядом с Доном, дивизия, получила приказ спешно отходить на восток, т.к. немцы прорвали оборону соседних соединений. В ходе дневного марша дивизия была подвергнута многочисленным воздушным атакам, а затем попала в окружение. Танковые соединения немцев преследовали отдельные соединения прорывающейся на восток дивизии. Из минометной роты политрука Алексеева уйти от танков, унося минометы, удалось группе из тридцати человек. Один из них погибает, взорвав гранатой настигающий их танк. И вот группа двигается на восток:

"...Мы с Хальфиным задержались только у полевой дороги, проделанной прямо по целине прошедшей тут недавно колонной грузовиков. Задержались, чтобы по следам их резины определить, чьи эти грузовики. Отпечатки оказались в елочку: ни у наших ЗИСов, ни у ГАЗов такого рисунка на шинах не было. Вот это-то и повергло меня и моего заместителя в смятение: значит, немцы были уже и здесь, и не только были, но продвинулись далеко к востоку и находились где-то впереди, там, куда мы направлялись сейчас, где и виделось нам спасение. Мы не сообщили своим бойцам о нашем страшном открытии, чтобы не перепугать еще и их, но они сами внезапно остановились, увидев в нескольких сотнях метров перед собой танки, пылящие прямо нам навстречу. Увидели и мы. И поняли, что вот это уже—конец. Минометчики сгрудились вокруг нас с Хальфиным, видимо, ждали каких-то распоряжений, команд. Но что тут можно было сделать? Разве убежишь от танков в голой степи? К тому же страшное, непостижимое равнодушие обвалилось на нас, то самое, которое охватывает человека, примирившегося с неизбежной смертью. А смерть — вот она, рядом. В жуткий этот миг востроглазый Гужавин что-то там разглядел и заорал на всю степь:
— Братцы!.. На-а-а-ши! Наши танки-то!.. На них звезды!.. Наши!.. Ура-а-а-а!!!

Будь мы в ином положении, то легко и раньше определили бы, что перед нами свои, но не вражеские танки: у немцев на ту пору не было таких ни по величине, ни по форме; к нам — теперь уже вплотную — подошли «тридцатьчетверки», а чуть позади, приотстав малость или просто прикрывая устремившихся вперед, наползали два непомерно громадных «КВ». Резко притормозив и окутавшись налетевшей ими же поднятой плотной тучей пыли, танки на какую-то минуту как бы вовсе исчезли из наших глаз. Вслед за тем рыжее раскаленное солнцем густое пыльное облако налетело и на нас, и, поскольку в степи было совершенно безветренно, мы и танкисты какое-то время были невидимы друг другу. Однако сквозь завесу прорвался к нам небольшого роста человек в черном комбинезоне и танкистском шлеме. Он что-то кричал нам, но мы не могли его слышать,— кинулись на него, мяли по очереди, а из глаз наших текли молчаливые слезы безмерной радости.
— Где... где немцы?! — кричал танкист, вырываясь из объятий.
Облако, успевшее набить наши глотки, ноздри и уши горячей пылью, поредело, и сквозь муть мы сейчас видели перед собой не одного, а нескольких танкистов, выскочивших из люков. Увидели и сами танки, их было не менее десяти. Фырча приглушенными моторами, словно кони, разгоряченные бешеной скачкой, машины стояли в нетерпеливом «ожидании, готовые в любую минуту сорваться с мест.
— Откуда вы?.. Где немцы-то?—кричал все тот же, кто первым подскочил к нам (очевидно, командир отряда).— Да вы что, оглохли?.. Я кого спрашиваю?! Какого же вы х... молчите?— и концовка фразы, оснащенная энергичным, хорошо знакомым, а сейчас даже очень необходимым словом, быстро вернула нас к действительности. Первым опамятовался Усман Хальфин, за ним — я, потом Гужавин; перебивая друг друга и размахивая руками, мы показывали туда, куда направлялась основная часть нашей дивизии, та, что увлекла за собой и главные силы немецких танковых корпусов.
— Много вы видели танков-то?—в последнюю минуту спросил командир отряда.
— Тьма-тьмущая.
Танковые командир безнадежно махнул рукой, выругался еще ядренее, подбежал к своей машине и, как сурок в своей норе, укрылся под тяжеленной крышкой люка. Сделал он это с невероятной быстротой. Одновременно с ним сделали то же самое и остальные танкисты. Грозные махины, взревев, помчались... Помчались все-таки туда, куда хоть и не очень толково, указывали им мы.

(Post a new comment)