Русский кантианец Александр Введенский залихвацки заламывал трансцендентальную шапку, вопрошая об Условиях допустимости веры в смысл жизни. Ответ, который он давал, можно предполагать, даже не начиная читать его рассуждений. Тема "смысла жизни" вообще очень нравилась русским философам. Лосский, кажется, обращался к онтологическим моделям, доказывая, что если мир представляет собой систему, то должно существовать нечто внесистемное, а смысл жизни здесь - тривиальное следствие: смысл в переходе к внесистемному началу, которое, конечно, доброе-вечное.

Безусловно, формы выражения другого Введенского нравятся мне больше, хотя суть, похоже, меняется мало. Игра идет в одни ворота: жизнь абсурдна, но кругом, возможно, Бог. Впрочем, Введенского я знаю хуже любого из обэриутов - технически читать его тексты в сети трудно, а собрание сочинений стало редкостью - наследники-агенты переиздавать не дают.

Другой философ, Николай Трубников возвращается к античной модели - "смысл жизни как умирание":

Жизнь не противоположна смерти. Она находится в таком же с ней отношении, как и с рождением. Отсутствие смерти не предполагает жизни. Оно предполагает отсутствие рождения, то есть в конечном счете отсутствие жизни. Смерть предполагает жизнь, начинается с жизнью и с жизнью же - каким бы парадоксальным это ни показалось - заканчивается. Конец жизни есть конец смерти, то есть умирания. По существу, смерти нет, есть смертное, то есть живое. Есть умершее, то есть жившее. Есть жизнь в определенном времени. Смерть вне жизни и вне времени. Она есть противопонятие. Негативное определение жизни.

А под конец и вовсе обращается к жанру проповеди. Достоевский у нас бессмертен.